* * *

о чем может писать женщина?
тем более не рожавшая,
тем более не хлебнувшая,
тем более работящая,
не звучащая, не кричащая,
непричастная
и так далее.

что у нее в голове вообще есть?
кроме педагогической работы,
идеальных представлений
и незашторенного дома,
дачного участка с вагончиком для лопат,
кроме забора из невысоких зеленых дощечек,
которые едва прикрывают
одиночество ее.

разве нужен заборчик, нужны шторы?
чтобы никому не показывать
то,
что у нее в голове вообще есть,
то,
что, разламывая хворост повествования,
ребра самосознания,
пишет она,
то,
что важнее ее проходящей работы,
ее невозможных детей,
ее незаметной жизни.
* * *

what can a woman write about?
especially one who's never given birth,
who's never had her fill of sorrow
who works hard,
not making a sound, a peep,
innocent
et cetera.

what can there be in her brain?
besides working as a teacher,
idealistic dreams,
a house without shutters,
a dacha plot with a shed for the spades,
besides a fence made from short green slats,
which barely cover up
her loneliness.

does she really need shutters or a fence?
to hide
what's
in her brain
how
she breaks apart the firewood of a narrative,
the ribs of self-awareness,
she writes
what
is more important than her fleeting work,
her impossible children,
her invisible life.
* * *

Когда в несмышленом детстве,
ее поймали на лестнице хулиганы
между четвертым и пятым
и крикнули: «Прыгай в окно, живо!» –
она полетела в мыслях на фонари,
стоявшие у тротуара, но сдержала себя
и смотрела будто со стороны
слишком серьезным взглядом,
чтобы это было игрой,
как происходило все,
что происходило потом.

Когда в очень средней школе
на большой перемене между четвертым и пятым
ее затащил туда, куда принято выходить,
одноклассник и сказал: «Давай, показывай!» –
она мысленно преодолела школьные этажи
и поднялась над районом, который ее район:
оттуда было гораздо удобнее видеть,
как происходит то, что непременно произойдет.

Будучи на третьем курсе заочки,
после работы в гипере и нескольких пар
она шла от остановки к дому родителей,
где проживала с сыном дошкольного возраста.
Возле подъезда кто-то схватил ее за капюшон,
отбросил в кусты, сам навалился сверху,
руку пустил под пальто, шипя: «Нахрен снимай!»
Она представила себя на берегу речушки,
где деревенские бабы в начале прошлого века стирали,
и наблюдала, как белая-белая простыня
бьется о камни и, рассыпая брызги, взлетает вновь,
потому что ей больше нечего,
слово яблоку, которому негде.
* * *

Once, in her empty-headed childhood,
some thugs caught her on the staircase
between the fourth and fifth floor
and screamed, 'Jump out the window, quick!',
She flew in her thoughts to the streetlamps
standing on the pavement, but she stopped herself
and looked on from the sidelines
with a much-too-serious gaze,
to make it all a game,
the same way it happened
every time after that.

Once, at a very middling school,
during the long break between fourth and fifth period
she was dragged off to where people left
by a classmate who said, 'Go on, show me!'
She leapfrogged the school in her thoughts
and soared over the district that was her district:
it was so much easier to see
how everything that would surely happen
happened.

When she was in her third year of uni,
after a shift at a supermarket and a couple of lectures,
she walked from the bus stop to her parents' house,
where she lived with her pre-school age son.
By the doorway someone grabbed her by the hood,
threw her into the bushes and climbed on top,
he put her hand under his coat and hissed, 'Fucking take it off!'
She imagined herself on the bank of the stream,
where peasant women washed clothes in the 1900s,
and she saw how a white-white sheet
whipped against a rock and, splashing droplets of water, took off again,
because now it had nothing,
not enough room to swing a cat.
* * *

Так беспристрастно ставят диагноз.
Да будет воля Твоя.
Да будет воля,
да будет
покой
от собственного беспокойства.

Очевидно, какой-то чужой человек
покупает таблетки, ампулы, шприцы,
ходит на МРТ,
сдает на анализ больше крови,
чем у него остается,
принимает пульс-терапию.

Это чужой человек
думает о немощи и смерти,
когда – сам – идет на работу.
Думает о том, какое счастье стареть,
когда видит у подземного перехода бабульку с подснежниками.

Эй, чужой человек,
почему ты думаешь моей головой?

А парень-ветеринар, который кастрировал моего кота,
неожиданно умер.
* * *

They give the diagnosis so coolly.
Thy will be done.
Thy will,
may you have
peace
from your own troubles.

Obviously, some other person
buys pills, capsules, syringes,
goes for an MRI scan,
has more blood taken
than there is to give,
undergoes pulse therapy.

This other person
thinks about sickness and death,
when they themselves go to work.
They think how wonderful it is to grow old,
when they see a little old lady selling snowdrops in the subway.

Hey, other person,
why are you thinking with my brain?

That vet-guy, the one who castrated my cat,
died unexpectedly.